* * *
И алый лист клена - только
Отраженный свет, преломленный линзой
Зрачка
И голос обусловлен
Составом воздуха
(+Колебания определенной частоты).
А если, словно
Из-за угла, ты
Неожиданно проявляешься на поверхности
Лужи, автомобиля, ткани -
Тенью
Не беспокойся, ничего не изменилось
Ты по-прежнему не событие, не процесс, не местность
Не любовник, не камень,
Отшлифованный Нилом,
Не количество денег
На р/с -
А отраженный свет, преломленный миром
По пути из пустоты в пустоту
* * *
Говорить можем о Берлине
Знаменитом стены руинами
И весной расцветающем ландышами
Своих "штрассен" добавив линии
Словно лилию, в их букетик
Говорить можем о погоде
Об особенных числах года
(Если вычесть их из него, то
Слишком много в остатке), после
Прогуляться вдвоем по городу
В разговоре отметив: "Холодно"
Про себя - что листья уже не "golden"
А напротив, похожи цветом на крышку гроба
* * *
Переворачивая образы правдой вниз
Говорю стихами, бессмысленно коверкая прозу
Глядя в окно, как в драгоценный камень,
Высматриваю следы, оставленные там небом
И хочется верить крику незримой птицы
Откуда-то из созвездия Кассиопеи
Хочется верить химере, сплетенной из запахов,
Вползающей вместе с гостями в створ распахнутой двери
Хочется верить в случай, не тот, казенный
На который похожа спина мимоходной чужой смерти
В ожидании скорой
И в постоянство страсти к закатам хочется верить
И в то, что в минуты радости у бога можно заметить бороду
И в ирреальность эталонного платинового метра
* * *
Так не плакали даже в Раме,
Даже в блокадном Питере (тогда еще - Ленинграде)
Где какой только боли не было
Без звука и слез, без истерики и без робости
Заостряя молчанием грани между былью и небылью
Время делая вялым, как сильно провисший трос
Над пропастью
Особенно вечерами.
Это глупости, что плакать - не по-мужски
Что стыдно и вообще - не положено
Если от нее ничего не осталось, кроме запаха и тоски
Если никому не мешать
Тогда, наверное, можно
* * *
Мне сегодня приснилось - багровая орхидея
Шевелила в воде лепестками, плавниками, совсем как рыба
И подумалось: а ведь мы, конечно, могли бы...
Просыпаюсь. Кто я? Зачем я? Где я?
Ты, пожалуйста, нарисуй меня (тоже) в своем неспокойном сне
Я, пожалуй, себя зачеркну в сомнительной своей яви
Будем встречаться в час, когда солнце, красное, как вишня сорта ранет,
Стучится в век твоих полупрозрачные ставни.
* * *
tribute В.Г.Ш.
Вот так в витрину каждого лица вглядывался пристально
Озирался на каждых зовущих глаз звук, каждый мелькнувший вымпел
Воронова крыла волос - не Ваших ли?
А город только кривыми проулками ухмылялся таинственно, будто истину
Спрятал в задний карман асфальтом лоснящихся брюк, он, как нищий,
выпрашивал
У меня последний железный рубль моей запыхавшейся души
Когда нужна-то была мне от него лишь - отдушина, вентиляционная шахта
Да хотя бы шарик воздушный, чтобы, вдохнув, еще один отыграть дубль
Поставить судьбу еще на один заезд, полюбоваться лошадью
Ведь иначе щит своего бессилия попробуй, пробей
В любом случае, в кошельке головы осталось еще кое-что из лучшего и хорошего
Хоть, как булка из patisserie, раскрошено - как раз хватит на площади
Накормить с руки пару-тройку доверчивых голубей.
* * *
Опять ночи становятся так длинны
И дни - во многом из сумерек
Чтобы с этим бороться, не хватает личной драмы
Или гражданской войны
Или еще какого-нибудь безумия
Ирония в том, что век замедляет бег, начинаясь,
Как младенец, неторопливый
А снег, возможно, все тот же снег
Что и в прошлом году, заметает лениво след
Застилает взгляд (невообразимый снег:
за окном - кончается лето), расстояние между нами
Превращая в абстракцию - в бесконечность
И от мысли об этом снеге
Бросает в дрожь. Вспоминаешь о теплом пледе
* * *
Чтобы стать каббалистом
Не нужно быть иудеем
Мелодия Листа
В гитарных аккордах
Обрывки чистой идеи
В мыслях, блеснувших на чистом листе
Microsoft Word`а...
Ты давно, далеко,
Обесценены письма
За рекой, за девятым (точнее, первым)
Чудом света, за лисьим хвостом
Пламени времен...
Пахнет мятой, и терном, листьями
И неопалимым кустом купины
Твоя фотография,
Оставаясь скоплением единиц и нулей.
Графин опустел, как опустел твой образ,
Забыв содержание. Налей-
Те еще.
Безобразное множество людей
Не являющихся тобой.
* * *
Дым от костра
Дым до неба лазурного "завтра"
От золоченой земли "вчера"
И пламя в оправе лиственной
Будто написано кистью, но
Будь даже так - истинно. "Нам пора",
- Наверное, думают искры,
Устремляясь роем по направлению к горизонту
Стоишь и смотришь, и вскорости сводит икры
И хочется найти автора
* * *
В воздухе написанный иероглиф
Почему-то долго не тает
И зачем-то не гаснет песня
Рожденная столкновением капель
Давно прошедшего ливня
И, поверьте мне, нет ничего прочней
Отблеска на стекле
Когда ненароком пробьет облака луна
Нет ничего долговечнее эха
В ущельях кривых улиц
Изящнее абриса иероглифа
Написанного в воздухе
Случайным прохожим
* * *
Есть такая каста
Апологетов счастья
Скорее, наверное, секта
Поелику лишь отчасти,
Если найдется некто,
Желающий их причислить к сонму
Вещей, исчислимых без стона
В мозгу. К разряду
Объектов, удобных взгляду
Фигур, допущенных Эвклидом
К существованию, он преуспеет в этом.
Ересиархам счастья
Взмаха хвоста кометы
(Или болида?) летом
Виденной в небе Ялты
И лепестка фиалки
Облачно-фиолетового
Хватит, чтоб вычесть метры
(Следует читать - вычисть
Строки) этих мгновений,
Из перечня ушедших
И не утратить форы
По отношенью к смерти,
Время дробя, как скорый
Поезд - пространство, в виды
Преобразив. Законы
Правы: целое не является только суммой фрагментов
Не долетит до цели стрела Зенона
А следопыты счастья не забредут в Аид.
* * *
Ушел плывущий мир, ушли и девы
И хаги, и стихи, и ветер стих
Остался только снег. И в зимнем небе
Ни Пастуха не видно, ни Ткачихи.
Затих плывущий мир, и где теперь
Струн кото звук, с мурчанием кота
В ночи сливавшийся, где колокольный звон,
Цикады, обезъянки, гулкий всплеск
Китовьего хвоста, и крик кукушки?
Застыл плывущий мир, оставив "плыть"
Глагол, как парус, или же как знамя
Мирам другим. И как бы нам на пару
С тобой, переиграв в cache-cache не
Смерть, но память, лечь на курс обратный
Да хоть бы в дрейф... Но только вместо бухт
Теперь все больше твердь
В Японском море.
* * *
Ночь. Белый камень - осязаемая грусть
Луна будто создана для игры в мяч
И крадет у пространства (по прежнему имя - Русь
Ему): Во-первых, довольно условный бюст
Прохожей, скрытый бюстгальтером, шелком блузы,
Шерстью пальто. Во-вторых, памятники. Также - меня, что горяч
И холоден одинаково, в сумме - тепл.
Мы, проходя свой путь, отражаемся в сотнях стекол
Неспособных хранить отраженье впрок -
Это урок
Нам, сидевшим за партой,
Преподанный Александром, Цезарем, Бонапартом
Зенит и закат лица только мрамор хранит
Да еще гранит. А стекло
И зеркало только след. На всем протяжении лет
Им отпущенных
Лишь идущий
Из прошлого в будущее - сиречь настоящий вид.
* * *
Звук
После движения спущенного курка,
движения выпуклого кадыка
Уличного певца,
Взлетающего из плена
(Вернее, тлена)
Лежащих на земле листьев
Золотистого осеннего мотылька.
Звук,
Отражаясь от стен,
От потолка -
Обреченный вместе с водой стекать
В северном полушарии против часовой стрелки -
Крик, временами сходящий на хрип
* * *
Я почти ослеп -
Этот ваш южный ветер
Обжег мне веки
Скребясь туда, словно в окно ветка
Дразня зрачок,
Который, учуяв вектор
(как bloodhound - подранка)
Вашего взгляда, теперь недвижен
Этот ваш южный ветер
Который Вы привезли из Хайфы
(Вы еще говорили -
там есть миниатюрный Харьков
Ибо много наших) - частица лета
Вернее сказать - пожара
Не являясь предметом
Исследования синоптиков
Незаметен
Им, также моим
Знакомым,
Летучей мыши, в (его!) нисходящих потоках
Ищущей насекомых
Этот Ваш южный ветер
Через Иерусалим - транзитом
Не зря - ведь не зря? - на имя
Бога у вас наложено вето
Не потому ли, что дороги, пахнущие бензиновым
Одеколоном (в т.ч. - в небе), и те
ЧТо совсем незримы
(Они же - пути Господни)
Совпадают. Тем ли, другим ли
Ангелом обернется этот Ваш южный ветер?
Осыпается вечер
в песочных часах пустыни,
Осыпаясь, поют мгновения.
* * *
Влети в мое окно
Такси развозят по домам клабберов
Почти доиграны пули и робберы
Любовники разъезжаются рано
Друзья засиживаются допоздна
В июле бывает только почти темно
Заговори со мной на незнакомом языке
На идиш или санскрите
Сегодня мы с тобой будем пить саке
Прислонись к моей щеке
Ты больше чем "pretty"
Ты прекрасна.
Люди с дредами называют это "раста"
Это место в году, где сиянием, как пластырем
Склеена оправа сочетания дней
Осязаемых былью твоей и при том - моей,
Связующая прищур карего и голубого глаза.
* * *
Ночная бабочка на стекле.
Как покойник, покачивающийся в петле
Чей-то фонарик из стороны в сторону
Ходит, разделяя при этом поровну
Комнату между нами и нашими тенями.
Листья шуршат в окрестных глухих садах
Лают собаки, гудит вдалеке кабак
Святой Николай, бородатый, что твой Саддам
В момент поимки, с иконы глядит, будто "аз воздамъ"
"Канцер" - стыдясь, называют сегодня рак
Мохнатая бабочка, ребенок безмерной тьмы
Словно рожденная, чтобы смущать умы
Подверженных фобиям. Доктора
Не замечают ее, производя с утра
Обход. Впору кричать "ура"
Белизне халатов и неразборчивости пера
* * *
Не просыпайся, если уже за шаг
От притяженья земли и утреннего эспрессо
Сон, обладая, бесспорно, свойством конечности
Не обладает, к счастью, свойствами свежей прессы
(Устаревать, к примеру, в темпе не ниже "престо").
Сон отнимает меч, обменяв на мечту о мире
С внешним - врагом, устраняя врага как фактор
Самое главное - сон неразделим, как Сирин
С забытием и грустью, на твой и мой. И чем-то
Напоминает случайную встречу в театре, в антракте
Или еще - встречу следов на первом снегу зимой.
* * *
Тогда гроза, где гром - отрезком трели
Сверчка (живущего в старой трубе, в кладовой Гавриила)
Играет с горизонтом в "tug-o-war"
И Ленин (Мерлин) запускает пальцы в гриву
Ливню - мокрому коню, не видя
Что галок облако - то волосы Годивы
(Сегодняшнего года осени, загадочной, как белое пятно
На карте, разумеется, не этого, былого Рима)
Не видя самих галок, впрочем, тоже.
© Урбанович Андрей,
19.04.2005г.